Владикавказские письма («Я так давно не писал...»)

Я так давно не писал, и так много интересного накопилось за это время, что меня даже затрудняет теперь вопрос, с чего начать свое письмо. Начать разве с самого Владикавказа? И то... 

«13 июня в увеселительном саду «Сакартвело» начальник Владикавказского округа, подполковник Мищенко, помощник полицеймейстера штабс-капитан Погорелов и чиновники Шиманчевский и Крыницын проводили время до 3 часов пополуночи, несмотря на то, что всякая торговля в трактирных заведениях по закону дозволяется до 11 часов вечера и в означенном саду разрешена только до 1 ч. ночи». 

Так говорится в приказе начальника Терской области от 21 июня 1897 г. за № 151 (см. № 53 «Северного Кавказа»). Очень долго и много толковал об этой истории весь Владикавказ... 

Над подобными фактами следовало бы призадуматься местным органам печати. 

К величайшему сожалению, ни «Казбек», ни тем более «Терские ведомости» этим вопросом совершенно не занимаются. Да им и некогда. «Казбек», которого ошибочно называют «желторотым», с удивительной настойчивостью занимался в последыес кремя избирательной агитацией, переполняя свои столбцы всевозможными докладами, письмами, телеграммами, адресами и т. п. «официальными» документами необыкновенно плодотворной деятельности проводимых им кандидатов. Особенно изумительна в этой агитации эпопея тюремных чтений, где газета с необыкновенной виртуозностью ухищрялась приписать своей креатуре все, что сделано было инициатором и первым устроителем этих чтений В. Г. Шредерс. Агитация, впрочем, не удалась, потому, должно быть, что избиратель не воробей - на мякине его не проведешь, да и каждый владикавказский обыватель хорошо чувствовал запах зарытой где-то неподалеку кошки. 

Что же касается «Терских ведомостей», то эта газета с каждым днем принимает все более и более нежелательный характер недоверия, а подчас и враждебного отношения к туземному краю. 

Это проскальзывает во всех статьях, касающихся туземного населения области, не исключая даже беллетристических и поэтических произведений. 

Вот как заканчивает, например, некий М. И. К. о свой якобы этнографический очерк «В гостях у кабардинцев» в № 147 «Терских ведомостей» за 1896 г. 

«Сколько грубости, дикости, невежества пришлось мне увидеть! Долго-долго еще придется бороться цивилизации с этой бездной мрака. И немало пройдет еще десятилетий, пока кабардинец научится ценить, отдавать достойную дань уважения русской школе, потому что только там он и может развиться, окрепнуть мыслью, ибо их школы, кроме толкования корана, ничему больше не учат». 

Не говоря уже о том, что этот очерк от начала до конца представляет из себя очень неумелый и грубый пересказ чего-то, не то кем-то виденного, не то где-то слышанного, а потому, конечно, почти ничего общего не имеющего с действительностыо, — посмотрите, какой логикой руководится его автор в своих выводах. 

«Ухо (имя кабардинца) возил на базар в Прохладную или в Нальчик дрова и произведения своего тощего огорода: лук, свеклу и т. д., на вырученные деньги кое-как сводил концы с концами. При этом, разумеется, часто приходилось ему с семьей питаться единственной кукурузой, поджаренной на огне, а то по целым дням и совсем ничего не есть. 

Нелюбезно принял нас хозяин (Ухо), и все время, пока я находился в его сакле, он угрюмо стоял у низких дверей своего жилища, не проронив ни одного слова, и только когда я, собираясь уходить, подарил ему серебряную монетку, лицо его мгновенно осветилось какой-то застенчивой радостью, и, улыбаясь, он протянул мне руку на прощанье. 

Итак, чтобы снискать себе расположение кабардинца, необходимы деньги, подумал я. Личности для него пе существует. У него все симпатии и чувства уважения сводятся к одному общему знаменателю — деньгам. Он в них видит не одно средство — необходимое в жизни, а, так сказать, утеху всей своей жизни». 

Ну, не абсурд ли это? Старик-кабардинец, «горемыка», которому с семьей зачастую приходится «совссм ничего не есть», «нелюбезно принял» своего гостя, и пока последний «находился в его сакле, он угрюмо стоял у низких дверей своего жилища, не проронив ни одного слова»... 

Да что же должен был делать Ухо при появлении такой важной персоны, как г. К-о? Конечно, изысканно предложить ему, если не по-французски, то, по крайней мере, словами Фамусова: «Снимите шляпу, сденьте шпагу, вот вам софа - раскиньтесь на покой» — и в довершение всего угостить его шампанским. 

К прискорбию, ничего этого не сделал горемыка Ухо, потому что у него и обстановка в сакле «буквально нищенская», и поесть совсем нечего. Он только и мог, как туземец, проявить свое гостеприимство тем, что он, пока гость находился в его сакле, угрюмо простоял у низких дверей своего жилища, не проронив ни одного слова... Почему Ухо угрюмо молчал — потому ли, что не имел возможности оказать незнакомцу должного гостеприимства, или потому, что мало надеялся на получение от него серебряной монетки, — это вопросы, над которыми никогда, вероятно, не задумаются такие господа, как К-о. Конечно, Ухо поступил бы гораздо «благороднее», если бы швырнул в физиономию г. К-о его серебряную монетку, но старик к чести своей и здесь остался верным святым традициям кавказского гостеприимства: он скрыл обиду, нанесенную ему незнакомцем-гостем, и, застенчиво улыбаясь, даже протянул ему руку на прощанье. 

А самообольщенный гость-«благотворитель» делает из этого вывод, что для кабардинца «личности не существует», что «у него все симпатии и чувства уважения сводятся к одному общему знаменателю — деньгам. Он в них видит не одно средство — необходимое в жизни, а, так сказать, утеху всей своей жизни»! И это все наделала серебряная монетка, которую автор грубо навязал несчастному старику-кабардинцу! 

В № 133 той же газеты за тот же год какой-то неизвестный поэт, обливаясь крокодиловыми слезами, посвящает свое стихотворение кабардинскому народу. Приведу его целиком: 

 

Как крот в норе, в судьбе злосчастной (!) 

Твои сыны давно сидят 

В дремоте жалкой, — безучастно 

На просвещение глядят! 

Твой дух воинственный и пылкий 

Давно уж время пережил 

И стал теперь, в минуты жарки (?), 

Как приведенье темных сил...(!) 

Смотри: кругом прогресс науки 

Творящим гением царит, 

Твой ум заснул почти навеки, 

Любовью к свету не горит... 

Оставь мечты свои безумны 

Вернуться к прошлой старине 

И разговоры свои шумны 

Стоять от русских в стороне!.. 

Тебя давно семьею близких 

Считают русские сыны. 

Отстань от всех привычек низких (?), 

Что навевают злые сны... 

Отдайся временно теченью 

И слейся с русскою душой, 

Стремись скорее к поученью 

И в нашей родине большой 

Всегда найдешь пути широки 

Для просвещения ума, 

Когда уверуешь глубоко, 

Что всем несчастьям корень — тьма! 

 

 

Не правда ли, как трогательно! 

Немало достается и осетинам, хотя все сообщения о них удивительно противоречивы. Газета их рекомендует то необыкновенно культурной нацией, сознавшей пользу образования и готовой совершенно «слиться с русской душой»... То она их причисляет к общему типу кавказских «дикарей-хищников», к которым не может привиться никакая культура. 

Так, например, какой-то «Очевидец» в корреспонденции из сел. Ногкау (№ 68 за 1897 г.), подробно изложив историю инициативы, мотивов и способов постройки в магометанском селении Ногкау церкви-школы, при описании пышного торжества закладки ее говорит, что когда магометанам-осетинам было предложено «по-своему помолиться Богу о том, чтобы Господь благословил и упрочил начатое у них дело церкви-школы», то «магометане сел. Ногкау тут же, став в ряд с муллою своим, сотворили по-своему молитву». 

«Селение Ардон, — пишет другой корреспондент в № 64 «Терских ведомостей» за 1897 год, — состоит из станицы и окружающих ее аулов; первая населена, большею частью, неслужащими нижними чинами казачьего сословия, а последние — исключительно осетинами (православными и магометанами); селение это, в общем довольно обширное, расположено на плоскости, частью окруженной горами с многочисленными мелкими, грязными и зловонными речонками, вследствие чего почва земли, особенно в аулах, имеет болотистый характер, влияющий зловредно на здоровье не только приезжих, но и коренных его обитателей, щедро награждая их лихорадками, головными болями, инфлюэнцей, тифом, скарлатиной, корью и т. д.». 

Вот поистине перл достоверности сведений о местностях, находящихся от редакции «Терских ведомостей» на целых 35 верст! «Селение Ардон состоит из станицы и окружающих ее аулов»! Но не в этом дело. Корреспондент очень озабочен устранением выделки противозаконного напитка «раки», в котором «чуть ли не 100% сивушного масла» и который служит «проводником к развитию болезней», но считает, однако, невозможным достижение этого, так как и производство и продажа «раки» происходят тайно и «если бы кому-либо и удалось накрыть этих контрабандистов-осетин, — то он рискует быть или избитым до увечья, или даже убитым». 

Несчастные акцизные чиновники, каково служить вам при таких условиях! 

«Говоря короче, — продолжает корреспондент, — коренное население этого селения представляет собою олицетворенную лень, грубость и необузданность, никем и ничем не наказуемые, избегающие дела и грамотности более чем какой-либо «злосчастной эпидемии», выражаясь: «что-де нам проку в вашей грамоте, на что она нам нужна?... Вот «духан» или «рака» — нам нужнее, по крайности можно и выпить и погулять, а гульбища мы любим». 

 

«Проку мало нам в ученье, 

Нет нам лучше просвещенья, 

Как за водкой!.. 

Эх, ардонец ты ленивый, 

Не умом берешь, мой милый, — 

Только глоткой!..» 

 

Кого корреспондент называет коренным населением — казаков или осетин и кому он посвящает свое стихотворение, положительно нельзя понять. Зато он дальше говорит гораздо яснее. 

«Весьма грустно и больно видеть, что в этом ауле помещается среднее 6-классное учебное заведение (миссионерская семинария), переделанное, неизвестно для какой цели, из «осетинского училища», и для кого?.. Неужели же для этих черствых осетин, которые занимаются исключительно торговлей кукурузой, продажею дров и выделкою «раки»?.. Едва ли... Что им может дать и сделатъ из этих дикарей среднее учебное заведение?.. Вопрос подлежит серьезной разработке, но пока только можно сожалеть, что это учебное заведение находится в этом ауле, было бы целесообразнее, если бы оно находилось в городе». 

Вся эта непозволительная галиматья, конечно, не имела бы места в печати, если бы редакция «Терских ведомостей» более серьезно относилась к своим задачам. Смеем уверить г. Очевидца, что магометане сел. Ногкау «сотворили по-своему молитву» не о том, чтобы «господь благословил и укрепил начатое у них дело церкви-школы», а действительно, «став в ряд с муллою своим» по случаю рождения государя императора, горячо молились о здравии и долгоденствии обожаемого монарха. 

Констатированием этой истины я нисколько не хочу умалить склонности жителей Ногкау к просвещению, тем более, что они сами гораздо раньше, чем возникла мысль о постройке у них церкви-школы, ходатайствовали по инициативе отставного генерал-майора Цаликова об открытии у них субсидированной школы ведомства министерства народного просвещения. Ходатайство их, как нам достоверно известно, уважено в настоящее время с отпуском ежегодной субсидии в 700 рублей. 

Ввиду такого блестящего окончания их разумного ходатайства они теперь, наверное, вновь станут в ряд с муллою своим и «сотворят по-своему молитву» не только за то правительство, которое так отечески-заботливо относится к нуждам их просвещения, но действительно и о том, чтобы Господь благословил и укрепил начатое у них дело народной школы. Говорить же о молитве магометан-осетин по случаю закладки в их селении церкви, по крайней мере, слишком преждевременно. 

Другая крайность, в которую впадает газета, еще более неосновательна. 

Сел. Ардон (осетинское селение, а не казачья станица, окруженная аулами!) является редким исключением не только на Кавказе, как туземное поселение, но и во всей России по тому напряжению, какое оно сделало для целей народного образования. Насчитывая у себя всего 500 дворов, оно выстроило обширное 2-этажное здание и с усадьбой и садом в 3 десятины передало его в распоряжение «Общества восстановления христианства на Кавказе» с тем, чтобы «Общество» открыло в нем соответствующее учебное заведение и при приеме учащихся отдавало бы предпочтение детям ардонских осетин. Так возникло в Ардоне Александровское духовное училище, имевшее исключительной целью воспитывать детей-осетин в духе православия. 

Впоследствии училище это было преобразовано в миссионерскую семинарию, уже с комплектом учащихся наполовину обязательно русских и только наполовину осетин, число которых стало пополняться по конкурсу без какого бы то ни было преимущества для ардонцев. Когда же семинарии понадобилась и та комната, которую выговорили себе для сельской школы ардонцы, то последние, получив взамен ее от «Общества восстановления христианства» субсидию в 1200 руб., построили новое школьное здание на 200 человек учащихся. Кроме того, у них имеется довольно обширное помещение для девичьей школы. Все эти постройки с усадьбой, садом и участком лучшей земли в несколько десятин, отведенным в постоянное пользование семинарии, стоят много больше 20000 рублей. Все это должно быть хорошо известно «Терским ведомостям», и потому нельзя не поражаться появлению в этой газете вздора, какой несет ее ардонский корреспондент. 

Больше всего, однако, достается ингушам. Вот что говорит, например, некий Антон Константинович Султанов в № 32 «Терских ведомостей» за текущий год в статье «По поводу убийств». «С наступлением ночи они (ингуши) из своих селений, окружающих Владикавказ, подползают в город поживиться достоянием трудящегося люда, лошадьми или рогатым скотом. Умственное развитие ингушей стоит на низкой степени, и в силу этого вышесказанная склонность к хищничеству выработалась у них в культ молодечества и удальства; этим не исчерпывается проявление деятельности пресловутых джигитов — нет, в них рука об руку с любовью к чужой собственности замечается стремление пустить пулю в ближнего своего из-за угла, не разбирая ни пола, ни возраста». 

На языке «Терских ведомостей» ингуши иначе не называются, как кандидатами на виселицу и хищниками. Прозвище это применяется поголовно ко всему племени, и преступник-ингуш не единолично является юридическим и нравственным ответчиком за свое преступление, а в совокупности со всеми, кто имеет несчастье быть членом не только одной с ним семьи и одного общества, но даже и одной нации. 

Ты ингуш, значит - хищник, вор и убийца. Вообще, по мнению газеты, туземцы Кавказа если не все, то большею частью — «кандидаты на виселицу», и потому, конечно, церемониться с ними нечего. 

Исходя из такого положения, газета зачастую предлагает весьма интересные меры насаждения в крае европейской культуры. О них-то я и поговорю в следующем письме. 

 

 

К. Л. Хетагуров